Мари подозрительно заботлива. Чует, видно, что нам в ближайший месяц придется оочень много времени проводить вместе. Нинель уже плавно начала откалываться со словами "Ну у меня в Москве тетя Лю-у-уда". Жалкий предатель.

Итак, мы сидим у дверей. Уже семь часов. Мне фатально плохо, у меня нервы, стресс и детресс, я задыхаюсь, у меня галлюцинации с собаками (не сильно хороший признак), короче, я испытываю весь набор моральных терзаний примерной девочки при совершении косяка вселенского масштаба.
Мари тянется, чтоб погладить меня по голове. Я пытаюсь сопротивляться, потом понимаю, что хуже уже не будет (потому что просто некуда) и замираю. Пульс шкалит.
-Ты не думай о том, что будет. - Говорит Мари. - Ты думай о том, что это пройдет.
Когда она успела этой мудрости понахвататься?! От меня, не иначе.
-Тебе хорошо говори-ить! - Стенаю я из--под прижатых к лицу ладоней.
-Ты плачешь?! Ты серьезно плачешь?!! Эй!
-Да не плачу я. - Я решительно вскидываю голову, чтобы продемонстрировать это. - Что я, баба, что ли.
-Вот именно. - Кивает она. - Ох, а в глазах у тебя - вся скорбь еврейского народа!
-Думаешь, сработает? - С надеждой говорю я и закапываю на линзы увлажняющие капли. Теперь у меня не просто страдающий вид - у меня вид святой великомученицы, погибающей за правое дело.
-А мне почем знать?
Последние семь часов в ограниченном пространстве, заполненном такими же стенающими людьми, я выбираю линию поведения - равнодушие, смирение, ярость, затаенная ярость, затаенная ярость на себя, высокомерие, уничижение, тоска, депрессия, страдание...Останавливаюсь в итоге на своей обычном состоянии вечно бодрого, двинутого на всю бошку оптимиста. Вроде как срабатывает.